суббота, 24 марта 2012 г.

АКВАРИУМ. Александр СИГАЧЁВ



http://www.aquarium-portal.ru/aqua_foto/2/

                      ПОВЕСТЬ-ПОЭМА

Полная версия - http://www.proza.ru/2012/03/12/2265
                                       
                                              I. Русская карусель

 - Так что, Миша, долго ли нам ещё трястись в этой скрипучей телеге до  злополучного  дома Матрёны? – спросил с чувством нетерпения и негодования Семён Незванов  у своего попутчика, Михаила Сытина, - неужели и впрямь, туда невозможно ни на чём добраться, кроме, как на телеге?
    - Ещё далековато, Семён, -  ответил Михаил, -  придётся ещё маленько потерпеть, игра стоит наших треволнений… Можешь мне на слово поверить, что кроме, как на телеге, до деревни Топтыково добраться невозможно… Странная у нас страна: на карте дороги значатся, а фактически их вовсе нет. Однако же, из года в год, на ремонт несуществующих дорог выделяются колоссальные средства.
    Приятели, словно сговорились, хмыкнули многозначительно. Было видно, что они  несказанно довольны этой своей новой идеей, и предвкушали богатую поживу-добычу. Михаил Сытин, мужичонок, лет сорока пяти, был карликового роста, но чрезвычайно шустрый, пронырливый и алчный; глаза его бегали в разные стороны, словно находились в постоянном поиске, - чем-либо поживиться…
    - Как знать, - завершил Михаил свою мысль, - вполне возможно, что наше бездорожье окажет нам неплохую услугу в нашем деле… Дело-то наше верное! 
      Семён Незванов внимательно посмотрел на своего попутчика и хитро улыбнулся. Он знал своего подельника Мишку, как облупленного, и не доверял ему ни в чём и нисколько, но, повязанный с ним тёмными, грязными делами, терпел его рядом с собой до поры до времени. Он только и ждал окончания этой, как он любил выражаться, «тайной вечери», чтобы  убрать Сытина со своего пути, как не желаемого свидетеля. – Он слишком много знает, - подумал Семён, - надо бы его поскорее от себя палкой отшибить, но сейчас ещё не время…
    Незванов был явно не в духе. Он сомневался в успехе этого нового дела; сомнение буквально подтачивало его изнутри, он нервничал, кусал губы, щека его подёргивалась. Семёну Незванову было лет под шестьдесят, но он всячески сам себя подбадривал, изо всех сил старался произвести на окружающих внушительное впечатление; любил, что бы его боялись и уважали. Пусть многое не любят меня, но уважать им Семёна всё же придётся…
     - Ещё далековато, - словно сам для себя повторил Михаил,  искоса всматриваясь в лицо Семёна, желая разгадать его мысли. Он чувствовал перемены в настроении своего подельника, но старался не подавать вида…
     - Так, значит, поменяемся ролями мы с тобой, Михаил, - ты в Топтыковском райцентре заправлять делами станешь, а мне в деревенской Топтыковской глубинке попотеть придётся: за себя и за того парня…
    - Выходит так. Сказать по правде, - я завидую тебе, Семён. В самом раю пребывать будешь. Жить  станешь в старом Толстовском доме, в барской усадьбе. Старинный громадный двухэтажный барский особняк на высокой горе с видом на реку Упу, внизу большие роскошные пруды с лилиями. К дому с высокими парадными колоннами ведёт старая, липовая аллея с цветниками. Дом, конечно, уже ветхий, с печным отоплением, но всё у тебя будет под рукой. В этом доме находится столовая, почта, аптека, и твоя контора.
    - А что это за Толстовское поместье, Михаил? Кому оно принадлежало?
    - На это точного ответа у меня нет. Говорят в народе, что жил в этой усадьбе какой-то близкий родственник семейства Толстых. А вот, каких именно Толстых, точно сказать не могу, может быть по линии Льва Николаевича, а может быть Алексея Толстого?! Врать не стану. Наверняка не знаю… Всем домовым хозяйством, хорошо заведует Матрёна: там у неё и пасека, и коровы, и фруктовый сад. Но самое прибыльное дело у Матрёны – аквариум…
    - Разве это можно назвать стоящим делом, разводить и продавать рыбок?!
    - Ой, не скажи, Семён… Поверь мне, дело это не только стоящее, но более чем стоящее.  Особенно ценятся её золотые рыбки: плодятся быстро, а цена и спрос на них постоянно растут… Так что у  Матрёнины огромная кубышка-матрёшка, полным полна всякой валютой, денег у неё – куры не клюют!..  Небольшой дом Матрёны, находится неподалёку от Толстовского дома и надёжно охраняется целой сворой бойцовских собак, которые без привязи, свободно бегают вокруг её дома за высоким забором… - Да вот уж и Толстовское поместье на горе виднеется, - с каким-то необыкновенным оживлением воскликнул Михаил, - видишь, вон белеется, справа от липовой аллеи?!

II. Деревенский учитель

    Иван Суханов приехал из Москвы в деревенскую глубинку Топтыково, чтобы стать деревенским учителем. Всех, кто был так или иначе знаком с Иваном Сухановым, по разному отнеслись к выбору его творческого пути. Одни считали его поступок опрометчивым шагом неудачника, другие говорили, что в этом его поступке, как и во всём остальном, им руководило стремление к оригинальной линии поведения, что он по жизни такой, что лучше быть королём среди нищих, нежели  - нищим среди королей. Много ещё и другого, всякого разного говорили об этом, например, что он случайно встретился с Топтыковской красавицей Матрёной Ивановной и был от неё просто без ума. Но на самом деле главная причина была в ином. По убеждению Ивана Суханова: очаг русской цивилизации нужно искать в деревне; и не только искать, но всемерно способствовать развитию этого, в меру своих возможностей и способностей.
    - Деревня должна стать не только местом жительства людей, - утверждал Суханов, - она должна быть центром культуры, стать практически автономной во всём, что касается насущных нужд – здоровья, пищи, образования, творчества, развлечения. Деревня должна быть способной функционировать совершенно независимо. Именно такую деревню мы потеряли. Деревня должна стать центром русской культуры, которую мы утратили, но которую необходимо возродить и вернуть к жизни. Только это может вернуть нас к независимости. Вот почему я решил посвятить целиком себя воспитанию любви и добрососедских отношений, через самосовершенствование и усердный труд. Самое главное заключается в том, чтобы привить любовь к деревне у молодого, подрастающего поколения, привить деревенской молодёжи вкус к чувствам прекрасного.
    – В деревне, - по мнению Сухова, - должна восторжествовать истинное самоуправление, с организованным, независимым деревенским представительством. Подобную независимость деревня должна отвоевать не у иностранцев, а у собственных паразитирующих чиновников. Речь идёт не о той деревне, которая есть сегодня, но которая имеется в воображении добропорядочных людей. Крестьянское поселение мечталось в воображении Суханова таким, где крестьянин сознательный и знающий человек, где крестьянин будет жить и творить свободно, без произвола и грабительства городского начальства. Самое удивительное заключалось в том, что эти мечты Ивану Суханову в короткое время удалось исполнить в самом лучшем виде в той части, которое относилось к педагогике, искусству, музыке, живописи и литературе.
     - Это ничего, что в моём центре детского творчества «Вдохновение» пока ещё немного воспитанников, - размышлял Ивана Сухова, - зато какие это искренние, целеустремлённые ребята. Вот, хотя бы Харламова Настя, ей всего ещё тринадцать лет, но какие у неё прекрасные стихи; только такой чистый разум, свободный от житейской суеты, способен сотворить такую нежную, простую песенку, - само очарование…
     Иван Сухов был даже несколько взволнован, по-видимому, это было навеяно гордостью учителя за свою воспитанницу.  Он сел за старенький рояль, оставленное в этом доме ещё с дворянской поры и, мало – по малу подбирая мелодию, заиграл, негромко напевая, песню Насти Харламовой «Осенний мотив».

Наступила осень, птицы улетают...
И журавль последний машет мне крылом:
Осенью туманы над рекой не тают,
Солнышко всё реже блещет над прудом.

Припев:
Солнце в дымке скрылось до весенних дней,
Выглядит уныло серебро полей...
Трепетно листочки сорваны с ветвей,
Дорогой журавлик, прилетай скорей!..

Словно слёзки-бусинки капают дождинки...
Чувства трудно высказать, где найти слова?
Мой дружок-журавлик, прилетай скорее;
Мне совсем не хочется думать про январь...

Припев:
Солнце в дымке скрылось до весенних дней,
Выглядит уныло серебро полей...
Трепетно листочки сорваны с ветвей,
Дорогой журавлик, прилетай скорей!..  

   По всему было видно, что Сухов был доволен этим песенным творчеством юной поэтессы. - Нет, недаром столько сил было мной затрачено на эстетическую реконструкцию жизни молодёжи в деревне, - мечтательно подумал Иван Васильевич, - ничто не пропадает даром. Эта школа творчества послужит добрым примером для других заброшенных русских деревень. Этот опыт творческой деревенской жизни, ой. Как может пригодиться тем, кто подхватит мою эстафету. Мои хождения от деревни к деревне позволили мне отчётливо увидеть безысходную нищету деревенских жителей, живые картины их жизни.  Мне воочию увиделась печаль и бедность деревенских жителей, я почувствовал необоримое желание сделать для них, хоть что-нибудь. Пусть я могу сделать для них только немногое, но настроен решительно, как минимум начать эту работу: вернуть деревне жизнь во всей её полноте, с музыкой и пением, как в старые добрые времена. Я буду доволен, даже если в реальности мне удастся это сделать, хотя бы для одной деревни. Если освободить хотя бы одну деревню от оков беспомощности и невежества, это может послужить добрым примером для других русских деревень. Пусть несколько деревень будет перестроено таким образом, я скажу, что это моя Россия-Русь! Класс новой буржуазии отказался от традиционного долга перед своим обществом, которое питает его, из которого они высосали все живительные соки.  Если сделать деревню самодостаточной, они могут создавать и содержать свои школы и зернохранилища, банки и кооперативные магазины, это лишит их унизительной зависимости от города и правительства. Город должен вернуть деревне дань заслуженного уважения и признания во имя общего всенародного дела. В правительстве напрочь отсутствуют программы по крестьянскому вопросу. Безысходность наполнила сельскую жизнь по всей стране до такой степени, что высокопарные слова наших горе правителей, как самоуправление, автономия и прочее, кажутся попросту смехотворными, их совестно даже произносить вслух порядочным людям. Земли отданы на откуп иноземным предпринимателям, которые хищнически используют её.

Небо украшено солнцем,
Звёздами и луной…
Сердце Вселенной громче
Стучит в лад с душой…

Место своё между ними
Нашла наконец-то и я,
Лети моя, новая песня,
Вперёд, - птица-песня моя!..

По мураве деревенской,
Вдоль по тропинке лесной,
Мягко ступать так лестно,
С песней деревни родной.

И жизнь станет здесь интересней, -
Откроюсь, души не тая;
Лети моя, новая песня,
Вперёд, - птица-песня моя!..

Цветы деревенские дух мой
Возвысят до самых небес,
Щедрое счастье земное
Дарит мне русский мой лес.

Глаза распахнулись шире,
В сердце так много огня,
Лети моя, новая песня,
Вперёд, - птица-песня моя!..

    Как приятно было осознавать, что успехи деревенских лицеистов нового времени были налицо. Конечно, школа ещё далеко от идеала, но, несомненно, она уже сегодня может дать хороший пример для школ других деревень и это вдохновляет. Какая несомненная ценность близости деревенской школы к природе, вдали от шума и суеты городской жизни. Иван Сухов даже не заметил, как школа начала расти. К нему из близлежащих деревень стали приходить ученики. Наряду с обычными школьными учебными дисциплинами, дети занимались музыкой, пением, поделками, живописью, принимали участие в представлениях. Детям разрешалось самовыражаться, посредством мелодии, ритма, линии, красок, танца, актёрской игры, творческого труда и садоводства.
    - Невозможно обучить возвышенной стороне жизни в классе, - размышлял про себя учитель Сухов, - дети впитывают всё самое возвышенное и прекрасное из всего, что их окружает. Очень хорошо, что за детьми закреплены участки, на которых они ухаживают за фруктовыми деревьями, кустарниками и цветниками. Пусть у меня пока ещё немного  воспитанников, это даже неплохо, в классе на занятии должно быть немного учеников, чтобы обучение было наиболее плодотворным.
    В это время в дверь негромко постучался и вошёл в класс мальчик лет тринадцати по имени Саша. Он был высокого роста, худощавый, с большими проницательными глазами. Бросалась в глаза бедность его одежды. Старенький пиджак, из которого он давно вырос, торчали, словно плети, худые, длинные руки. У Саши недавно умер отец, а мама едва, едва сводила концы с концами. Несмотря на бледность его лица, со следами глубокой задумчивости, несмотря на весь его затрапезный вид, всё же было в нём что-то необыкновенно притягательное.
    - День добрый, Иван Васильевич, - негромко, но с какой-то решительностью произнёс Саша, - я только на минуту к Вам… Хочу у Вас спросить…
    - Здравствуй, Саша, стараясь придать своему голосу, как можно, более тёплый, доброжелательный тон, - ответил Сухов, - проходи к столу будем пить чай и побеседуем…
    - Извините, Иван Васильевич, но я сразу хочу у Вас спросить… Мне это очень важно знать сразу…
    Учитель Сухов вопросительно взглянул в глаза Саши, давая ему понять, что слушает со вниманием и со всей серьёзностью, но улыбка привета всё ещё оставалась на его лице.
    - Иван Васильевич, это правда, что вы сказали моим классным товарищам, о том, что не хотите, чтобы я приходил к Вам на занятия по рисованию?..
     Учитель крайне удивился этому вопросу, так что улыбка на его лице немедленно погасла.
    - Да кто мог тебе такую небылицу сказать, - произнёс Сухов немного рассерженно, -  это такая несуразность, что я слов нужных не нахожу… Кто тебе сказал такое, давай сходим к нему и спросим, пусть он объяснится…
    - Нет, Иван Васильевич, я не стану называть его имени, это будет расценено, как донос, я никогда не был доносчиком…
    - Хорошо, хорошо, Саша, но поверь мне, что я не говорил этого никому из учеников нашего класса живописи. Скорее всего, этот человек попросту завидует твоим незаурядным способностям. Ведь именно твои картины комиссия отобрала на областной конкурс выставки лаковой максиматюрной живописи «Ламажи» по методике старинной Федоскинской школы лаковой миниатюры. Ты должен верить мне, Саша, в противном случае, у нас будет постоянное взаимное недоверие и это плохо скажется на нашем сотворчестве. Договорились?
    - Договорились, Иван Васильевич, извините за мой нетактичный вопрос.
    -  Саша, вопрос твой был честный и открытый, это только делает тебе честь… Саша, ты обещал мне отыскать сюжет для своей следующей живописной картины. Ты нашёл, то, что искал?
    - Да, Иван Васильевич, нашёл…
    - Покажешь?
    - Готов показать живую картинку…
    - Далеко отсюда?
    - За прудами, за вторым оврагом…
    - Ты что, серьёзно? Там ведь всё голым голо…
    - Нет, Иван Васильевич, это не совсем так…
    -  Но пойдём, пойдём живее, не томи Саша…
    Они быстро спустились к прудам с довольно высокой, крутой горы, прошли овраг, перешли вброд неглубокий, но широкий ручей, миновали сады и широкие поля, с колосившимися хлебами, и вышли прямо к оврагу…
    - Саша, показывай свою картину, - нетерпеливо произнёс учитель…
    - Так вот она и есть эта картина, - улыбнулся Саша чистой, искренней улыбкой, - вот видите, в овраге, у криницы стояла одинокая, ветвистая вековая липа…
     Учитель внимательно посмотрел на эту картину, потом на Сашу и снова на картину с одинокой липой.
    - Саша, а ты не смог бы мне об этой картине что-то сказать на словах? – поинтересовался учитель Сухов.
    - С удовольствием, - отозвался Саша и вдруг негромко, но с душой запел:

Налево – рожь, направо – рожь, -
Без края и конца;
Хоть целый день в хлебах пройдёшь –
Не встретишь деревца.

В овраге липа лишь цветёт,
Одна - среди полей;
Ей только раз в году поёт
Пролётный соловей.

У песен – сила велика;
Так соловейко пел,
Что ночка стала коротка,
А утром – улетел!..

И долго ждать придётся ей,
Когда весна придёт,
И голосистый соловей
Всю ночку пропоёт!..

    - Иван Васильевич Сухов, после некоторого молчания, вдруг спросил Сашу, - ты слышал этого соловья?!
    - Да, Иван Васильевич, слышал, уже несколько недель тому назад. Он пел только один вечер, а со следующего вечера и пой сей день, я уже не слышал его ни разу…
    - Так вот, Саша, к этой твоей картине лаковой Максиматюры, пусть эта песня станет живым комментарием…